ДРУЖИНА - ЗНАЧИТ «СОВМЕЩЕНИЕ»

Александр БЕЛОВ

К середине девяностых годов прошлого века выработался определенный тип знатока-профессионала русской военной старины. Этот тип, осевший в пыльных архивах и библиотечных хранилищах, успешно пожинал плоды оторванных от тлена отпечатков, создавая хрестоматийное представление о том, «как это было» и каким был носитель исторического момента. Заметим, не «мог быть», а именно «был».

Документальный историк, приписывающий строке пергамента исключительное право на управление историческим явлением и отрицающий порочную тезу - «могло быть всякое», находящий доводы не в логике здравого смысла, а в оторванных у земли останках, утверждал историю однозначно, линейно, бескомпромиссно.

Я тоже в начале девяностых постарался ответить на вопрос «Как это было?», для чего и надел доспехи, взял в руки меч и собрал вокруг себя единомышленников. Эта сторона познания была мною названа «практической историей». Наши пути разошлись. Пренебрегая истиной, гласящей, что практика - основа познания, казуист - консерватор взял себе право говорить, что исторично, а что не исторично. Лишь сотая доля того, что создавала эпоха, попадала в область археологии, в землю, в пласт, но этой сотой доли хватило моему оппоненту для полновесного вывода, например, о доспехе и вооружении стародавних времен.

Сколько показательных ляпов сегодня допускает «документалист»! К примеру, М. Горелик в статье «Куликовская битва 1380: русский и золотоордынский воины» («Цейхгауз» #1, 1991 год) пишет: «После первого удара стрелами, следовал второй «суим» - атака тяжело и средне вооруженной конницы, при которой главным оружием было копье, до того висевшее за правым плечом при помощи двух петель – у плеча и у ступни».

Хотел бы я посмотреть, как господин Горелик сможет удержать на двух петлях копье! Эта штуковина имеет обыкновение заваливаться, болтаться, мешая езде, сновать во все стороны в такт лошадиного шага, переворачиваться, давать крен и задевать все кусты и ветки, которые встречаются у вас на пути. И это при том, что конь идет шагом. А уж когда вы пускаете коня рысью, копье в таком крепеже удержать просто невозможно. Другое дело, если крепить древко к спине. Но для этого верхняя петля должна обхватывать не правое плечо, как утверждает «документалист», а левое. В таком положении, при упоре на заднюю луку седла, копье значительно устойчивее. Однако первая же мысль, которая придет вам в голову, едва совершите вы пробежку на рысях с копьем за спиной (или на боку), будет такова: «И кто придумал эту петлю»! Соскальзывает она с плеча, господин Горелик, не удержать ее ни на том, ни на другом плече, никаким образом.

Впрочем, я закрепил копье, как надо. Удобно, надежно, прочно. Но способ этот называть не стану, поскольку, по мнению «настоящего» историка, он не историчен. Однако, о петле. Если бы «документалист» повторил практически свои же выкладки относительно второго суима монгольской конницы, то нашел бы премного интересных наблюдений в технике копейного удара. Монгольская лошадь, как известно, галопом не шла. Но и рыси здесь хватало, чтобы достичь эффекта разогнанной вагонетки, когда инерция движения столь велика, что не будь у вас под спиной задней луки седла, нипочем не удержаться вам при столкновении с противником. Копье впереди, наконечник первое время пугает лошадь, но скоро она привыкает к тому, что у нее перед носом что-то болтается. Под копыта летит кочка, и вот незадача — на коротконогой лошадке копье положено слишком низко, наконечник в землю и... Представляете эффект?! Я испытал. Я считаю, что все нужно испытать на себе, и правильное, и неправильное. Потом стал ловить себя на мысли, что и держать копье тоже нужно учиться. Ладно, едем дальше. Будем считать, что копье держать мы умеем и ни за что не зароем его в землю. Теперь хоть спотыкайся кобыла, хоть «закозли», а наконечник в кочку не воткнется. И что же дальше? Удар! Конечно, удар в доспех противника. Как вы думаете, что происходит с вами и с вашим копьем в момент удара? Оно просто скользит по руке. Удержать его сжиманием древка в ладони невозможно. Срабатывает эффект автомобильного амортизатора, только в горизонтальном варианте. И вот тут вы понимаете, для чего вам дана петля. Для того, чтобы закрепить копье на руке! Впрочем, поскольку М.Горелик сам нипочем скакать не будет, можно считать, что данный вывод неправилен, и так держать копье «не исторично». Складывается такое впечатление, что, по мнению теоретика, кто-то запрещал воинам подгонять доспех и вооружение под удобство применения, сподручность и эффективность. Будто приходил какой-то злой дядька и говорил: «Это не исторично! Немедленно снимите рукавицы! Ну и что, пусть вам пальцы порубят, главное, ребята - соответствовать эпохе».

Я это к тому, что наши «настоящие» историки очень любят рисовать. Рисовать, как это было. Вот интересная совместная работа художника-историка Игоря Дзыся и «автора текста» И. Голыженкова — «Битва на Калке/31 мая 1223 года (Издательство «Изограф» Москва 1994). Дзысь - прекрасный художник, но по его представлениям о бое становится ясно, что сам он меча в руках не держал. Все его воины лихо дерутся, пренебрегая важнейшим элементом защиты - рукавицей. Важнейшим потому, что, потеряв даже один палец, вы уже не боец. Хотите попробовать? Удар по кисти при рубке случается настолько часто, что витязей Дзыся можно считать воинами двух-трех минут боя.

 Голыженков тоже блажит, но по своему. Вот текст: «Боевой порядок монголов состоял из пяти рядов «джагунов» (сотен). Первые два составляла тяжелая кавалерия мечников, закованная в пластинчатые или чешуйчатые доспехи... Наступательное вооружение состояло прежде всего из мощных луков. Каждый воин имел по два, а то и потри лука и по три короба самых различных стрел. Помимо луков тяжелая кавалерия имела кривые сабли, пики, секиры, железные палицы, палаши и кинжалы». Хорош историк, нечего сказать! Если бы так было, думаю, ни о каком иге Русь не знала бы вовсе. Поскольку конные монголы оказались бы просто небоеспособными. Вообразите себе воина в тяжелом доспехе с таким ворохом всевозможного барахла.

Начнем с того, что, по мнению Голыженкова, ударные джагуны монголов оказались... конными мечниками (хорошо еще не гренадерами)! Выходит, что основной ударный суим выкладывался в рубке. Одно непонятно, как они сближались с передовым полком, вооруженным преимущественно противокавалерийскими пиками 4-5 метровой длинны? Напомню, что ударный монгольский порядок - сотня, а пики Передового полка XIII века стоят в трех уровнях: одно низко (против коня) и два высоко (против всадника). То есть на одного всадника по фронту атаки приходится три пики. Значит, первый джагун садится накопья, как шашлык на шампуры. В это время, как, видимо, считает наш «правильный» историк, вторая сотня монгол выхватывает сабельки и с гиканьем и улюлюканьем начинает рубить врага. Вообще-то кроме спин своих товарищей, пронзенных на выход пиками Передового полка, второй джагун ничего перед собой не видит. Интересно, с кем он собирается хлестаться?

Но «монгол-мечник», это вообще шедевр! Правда, в перечислении вооружения Голыженков про меч умалчивает. Снаряжение тяжелого всадника уже само по себе потрясает воображение. Мало того, что он тяжел по определению, то есть по доспеху, у него оказывается три лука, три короба стрел... (Чего уж там три, давай сразу десять!) Складывается впечатление, что этот монгол едет не на степной кобылке, а на «джипе».

Здесь, что ни абзац, то ляп. Как вам «мощные луки»? Голыженкову невдомек, что «мощный» лук, то есть лук с удлиненными, усиленными «плечами» может быть только у пехотинца, поскольку с седла из такого лука стрелять крайне затруднительно. Особенно в монгольской скорострельной манере. Монгольский лук — кивир безусловно развивался, и за триста лет со времени битвы на Калке его коснулись определенные конструктивные изменения. Однако изменения эти не внесли ничего принципиального в технику монгольского стрелкового боя. Говоря о луке, как о массовом вооружении, можно считать, что кивир в период боевого могущества монгол, был двух типов: «бухарского» и азиатского ширококибитного. Луки эти невелики, длина их не превышает одного метра. Однако монгольская стрела кайбур-джебе действительно крупновата для таких луков. Она длиннее русской «пехотной» стрелы-«севрюги» и скорее подходит мешетской, московской или едринской разновидности русского лука. И поскольку у практической истории нет случайных элементов, этому явлению следует искать объяснение.

Остается фактом то, что кивир механически мог вытянуть чуть больше половины длинны кайбур-джебе. Это по поводу только одной реплики историка Голыженкова.

Представьте себе, сколько вымыслов, укоренившихся ляпов и явных натяжек пригрела тема русской дружины. Историки с разной степенью изворотливости ума расшифровывают это понятие, но все сходятся на одном: дружина есть относительно немногочисленный вооруженный отряд, созданный по типу профессиональной армии. На том и порешим. Сразу же возникает законное предположение, что, если это армия (или хотя бы подобие армии), то организована она должна быть надлежащим образом. А по состоянию дел на Средние века, точнее на то время, которое использует термин «дружина», армия состояла из двух родов войск: конницы и пехоты. Видами войск являлись легкая и тяжелая конница, легкая и тяжелая пехота.

Надо сказать, что такое разделение взято не с потолка, а в соответствии с принятыми формами боестолкновений. Глобальные, судьбоносные сражения использовали ту же организацию войск, но велись иными силами. Для этого привлекались дружины вассалов и рать, то есть ополчение.

В задачу тяжелой конницы входил таранный удар передовых частей противника. Этот вид войск должен был сносить преимущественно полевые построения войск, но мог использоваться и против аналогичных сил. И все. Почему? Да потому, что другое ее применение было малоэффективно.

Легкая конница выполняла задачу сил быстрого развертывания. Она наносила фланговые удары и легко маневрировала на поле. Именно она преследовала бегущего неприятеля, часто создавало и зачин боя, обстреливая противника из луков с дистанции. Потерять легкую конницу означало лишиться важнейшего средства решения оперативно -тактических задач. Вот почему всадники этих видов войск в бою не спешивались. Их эффективное использование предусматривалось исключительно по определению «конница» и в составе решения той задачи, которая на последнюю возлагалась. Спешивание появилось позже, и привнесли его драгуны — вид конницы, которая не дублирует другие виды уже потому, что может драться и пешим, и конным порядком.

А что же пехота? Неужели в бою можно было обойтись без нее? Нет, конечно. Но откуда взялась пехота, и какова была ее первоначальная роль? Ответ на этот вопрос позволяет разобраться в том числе и в структуре древнерусской дружины. Пехота - это гарнизон крепости, городища, укрепленного поселения, используемый для защиты этого объекта. Применение гарнизона стало возможным, а главное, в полне эффективным, не только на самих стенах крепости, но и в поле за их пределами. Если учитывать свойства местности, на которой возводились городища, и естественно -  природные преграды и препятствия - реки, овраги, холмы, непроходимые леса, засеки и т.п., то становится ясным, что использование здесь в оборонительном бою пешего воина более эффективно, чем использование всадника. Таким образом, роль пехоты возрастает. Она уже способ на наносить контрудары и выдвигаться в поле.

Существует предположение, что пехота явилась продолжением коллективной охоты людей Каменного века. Именно охота способствовала созданию примитивного боевого коллектива. Однако прирученная ариями в V тысячелетии до н.э. лошадь сразу показала - на чьей стороне перевес сил. Пехота не могла в поле конкурировать с кавалерией. Это было до тех пор, пока военная индустрия того времени не придумала способ равновесия сил. А если быть точнее - фактор сдерживания. Таким фактором стало специальное копье (тип сарисса), более массивное и длинное, чем то, которым вооружался пехотинец прежде. Это сказалось на изменении представления о копье как о метательном оружии. Новое копье стало невозможно метать, то есть применять его так, как это делалось тысячелетиями. Предназначение копья расширялось. Шансы копьеносца и кавалериста уравновешивались. Всадник, которому противопоставлялось 4-5 метровая пика (а в более поздние времена спартанские гоплиты использовали сариссы до 8 метров длинной), потерял в поле безусловное превосходство. Правда, для этого потребовалось не только создать новый вид копья, но и видоизменить пехоту. Теперь армии получили тяжелую и легкую пехоту, задачи которых различались.

Двигаясь логически дальше и руководствуясь ключом к познанию, выраженным фразой: «Для чего все это нужно?», мы неизбежно подойдем к бою «короткой руки». На определенном историческом этапе победителю выгоднее не убивать противника, а подчинять своей воле, пленяя его, отнимая имущество, обращая в рабство, или, минимум, разоружая. Кому это сподручнее сделать? Понятно, что пехотинцу.

Хочу отметить, что обезоруживание - важнейший элемент развития отношений в военном деле. Таким образом, пехота начинает играть универсальную роль, включающую в себя не только подавление противника, но и управление им. Но кому наши кабинетные историки отдают роль «короткой руки»? Рати! То есть нечесаному мужику. По их мнению, в качестве пехотных сил дружина использовала рать. Значит, задача оперативного контроля противника, его разоружения и властного подавления вне полевых столкновений отходила крестьянам? Бред.

Разделение дружины на старшую и младшую («мизинную») принято всеми историками. Однако в дальнейшей расшифровке этих понятий начинается чехарда. Историки считают, что разделение дружины происходит по некоему социальному принципу. Знатный - значит старший, не знатный, стало быть, младший. Ни одно боевое подразделение невозможно построить, руководствуясь такой градацией. Дружина, как маленькая профессиональная армия, имеет задачу подкреплять силой княжескую власть. Эта армия должна быть предельно сконцентрирована на задаче боеспособности, на задаче подавления сопротивления претендентов на самоличную княжескую власть. Считать же, что основным предназначением дружины была охрана княжеской персоны - полный вздор. Для этого существовали гриди (согласно Русскому этимологическому словарю слово это заимствовано из древне-скандинавского griJi - «телохранитель» и происходит от термина «найти убежище в чьем-то доме»). В состав дружины может входить «двор» - слуги и телохранители князя. Княжий двор (впоследствии образовавший дворянское сословие) составляли: постельничий, столовничий, чашник, кологривный, стремяный, меченоша, щитник и другие. По одной из версий «двор» про- исходит от построения четырьмя линиями карэ, развернутыми в разные стороны и сомкнутыми по флангам. Такое построение закрывало князя с четырех сторон. Не буду утверждать, что именно карэ послужило началом дворянского сословия, однако «прикрытие» княжеской персоны - основная задача «двора». Дружина освобождена от данной функции, хотя, безусловно, косвенно, выполняет ту же задачу. Но главная задача дружины - воевать на стороне княжеской воли.

Малая самодостаточная армия должна иметь в своей структуре боеспособные отряды принятых родов и видов войск. Стало быть, тяжелую и легкую конницу, тяжелую и легкую пехоту. Поскольку контролировать территорию (то есть держать власть), значит перемещаться, дружина должна быть боеспособна в любых условиях ведения боя, в том числе полевых. Именно это обстоятельство уравновешивает значение пешего и конного дружинника, не разделяет их по степени боевой значимости. Стало быть, возможное применение тяжелой конницы в полевом столкновении обусловливает наличие в дружине тяжело вооруженного всадника. Именно это обстоятельство, а вовсе не то, что кому-то положено стать «кирасиром» по выслуге лет. Более мобильные задач и в поле выполняет легкая кавалерия, а на пехоту возложена ее основная историческая задача - разоружение противника. Есть еще и подавление противника с дистанции, чем занимается отдельный, сугубо-полевой вид пехоты — лучники, не вступающие в рукопашные схватки.

Таким образом, можно предположить, что разделение дружины на «старшую» и «младшую» - это разделение вооруженного отряда на конницу и пехоту, что вполне логично для его боевого функционирования.

Санскритский корень «дру» может пониматься как «совместное движение», «совместные действия», «совмещение». Именно это его значение наиболее точно отразилось в предназначении дружины использование совместных действий в конном и пешем порядке с целью выполнения поставленной боевой задачи.

"КУЛАЧНЫЙ БОЕЦ" # 2/2003